дварфская байка

Врата Гавенторуина

Правитель вышел на городскую стену для прогулки, вошедшей уже в обычай - сложив руки за спиной, он неспешно двинулся в путь, подметая белоснежными полами дорогих одежд древние камни и подставляя холёное лицо лучам заходящего солнца. Пройдя до следующей башни и завернув за угол, он увидел на обычном месте Эурнарди, священнослужителя, которого знал последние почти триста лет - точнее, всю жизнь. Говорили, что он служил ещё при дворе Экандуила вместе с дедом Эурнарди, уже отправившимся в мир иной. Сколько точно было лет Эурнарди, не знал никто. В детстве правителя очень смешило, что Эурнарди называл деда "мальчишкой", но затем он вырос и потерял интерес к конкретным историческим фактам, не забывая любить историю целиком, как и положено благовоспитанному эльфу.

Правитель поздоровался с Эурнарди, и его золотые серьги зазвенели от кивка. Заглянув осторожно за парапет, он увидел то, от чего не мог отвести взгляда тот - от городских врат. Врата эти были огромными и даже в некотором роде красиво выполненными, но правитель всё равно непроизвольно скривился. Дварфская работа чувствовалась в каждой пластине, в каждой заклёпке и в каждом украшении, всё это было вычурно, громоздко, безвкусно и приземлённо. Он решился продолжить вчерашний разговор:

- И всё-таки мне представляется неоправданно поспешным решение моего предшественника поручить выполнение столь ответственной работы бородатому народу. Выполнить они её, предположим, всё-таки смогли, но результат совершенно не заслуживает того, чтобы на него смотрели!

Эурнарди молчал. Он умел как-то особенно молчать, когда было понятно, что вот ещё чуть-чуть - и он начнёт говорить. Он говорил мало, но всегда хотелось, чтобы он сказал ещё.

- Правители смотрят далеко из окна своего зала. Но видят ли они там то, что стоило бы им показать? Я всего лишь друид, и не повелеваю живыми. Когда умирает эльф, его приносят ко мне, и я совершаю требуемые ритуалы. От некоторых остаётся так мало, что задумываешься, стоят ли похороны хлопот. От других остаётся больше, и даже задумываться не о чем. Немногие оставляют после себя то, над чем могуть думать целые поколения.

Друид помолчал, неотрывно глядя на врата города, сверкавшие в лучах заходящего солнца. Правитель тоже молчал - он ждал продолжения.

- Во времена короля Экандуила, - раздался наконец его сиплый голос, - и не в конце его трёхтысячелетнего правления, когда Гавенторуин был на грани уничтожения, а в самом начале, когда мало кто верил в будущую угрозу, молния ударила в надвратную башню. Мы нарушили один важный ритуал, и боги были нами недовольны - башню пришлось перестраивать заново, а ворота счёл негодными к ремонту даже сам король. Был объявлен конкурс - слава Гавенторуина тогда гремела по всему миру, и к нам съехались лучшие мастера всех эльфийских земель, кроме Земли Откуда Нет Возврата, хотя даже оттуда один явился королю во сне и предложил свои консультации. Пришли также две команды людей из разных стран, и один дварф - это так себя называет бородатый народ. Он так долго и энергично рассказывал о том, как его предку в этом городе помогли, и как он считает себя обязанным отдать этот долг, что разрешение на его участие было дано. Всем командам дали неделю и задание найти лучшее дерево в королевском лесу. Да, тогда ещё под стенами города была не пустыня, а лес, тянувшийся до самого горизонта... Мысль короля была проста, но гениальна - как и все прочие его идеи. На первом этапе конкурса команды нашли бы себе дерево, и выбравшие плохой материал сразу отсеивались; на втором этапе он дал бы им задание высушить древесину и выстрогать доску - это выявило бы тех, кто до сих пор сушит дерево устаревшими неволшебными способами и кто не умеет делать заготовки; третий этап был самым сложным - подножие трона было всё покрыто сценами из эльфийской истории, и на доске надо было бы изобразить одну из таких сцен, заменив подпорченную временем доску на точную копию.

Эурнарди тихо и отрывисто засмеялся, перебив сам себя.

- Конкурс не суждено было провести до конца. Через неделю, когда во дворе король и его советники испектировали деревья, дварф принёс сразу доску, причём нужного размера и с требуемым сюжетом. Когда его стали расспрашивать, он пояснил, что гордость мастера не позволяет ему показывать и выставлять на суждение промежуточные стадии работы, а какую именно доску и где собирался менять король, ему стало очевидно, как только он взглянул во время прошлой аудиенции на источенный жуками трон. К счастью для него, сюжет этой части пересекался с известной ему дварфийской историей - стиль исполнения был, разумеется, совершенно не тот, но всё было сделано так аккуратно, что придраться было решительно не к чему. Экандуил отблагодарил остальных и отправил их по домам, пригласив дварфа на обсуждение строения новых ворот, очарованный таким тонким и несравнимым уровнем мастерства.

Правитель недоверчиво бросил ещё один взгляд на врата. Да, если они стоЯт так долго, то вполне можно поверить, что делал их мастер своего дела. Но эти рубленые линии! Этот притарный орнамент! Эта зияющая чернотой дыра посередине, к которой сходились все линии рисунка - на этом месте стоило бы поместить прекрасный цветок - но бородатому народу не дано иметь такие мысли...

- Я слышал много дварфийских песен, - продолжил Эурнарди. Они длинны, как тени осенним вечером, и однообразны, как эта стена. - Правитель взглянул на уходящий к следующей башне ряд каменных зубцов, и тоска сжала его сердце, представившее подобную песнь. - Но они не рассказывают об этом моменте, это для них нечто очевидное. Дварфы поют о том, какой редкий металл использовал мастер, о том, как его друзья срубили целый лес на материалы, о том, какими техниками закалки и смешивания металлов он работал... Такие детали с трудом задерживаются в моей голове. Однако мой рассказ кончается так же, как и их песни: когда работа была уже почти закончена, король и дварф единогласно решили, что её должен украшать самый большой и самый красивый драгоценный камень - иммиральд! Экандуил провёл много времени в изучениях книг и пророчеств, и смог наконец указать гору, которая его прячет. Дварф и его помощники отправились туда, и через год прислали вестника, который сказал, что они работают в три смены, углубляются с большой скоростью и всё ближе к цели. Ещё через десять лет, когда ворота уже были укреплены в стене, король получил ещё одно прорицание, которое указывало, что иммиральд находится так глубоко под землёй, что достать его невозможно. Мы послали весть дварфам, но те ответили, что камень должен быть добыт, иначе работа не будет завершённой.

Эурнарди с трудом встал и, отряхнув священные одеяния, повернулся к правителю.

- Что бы ты сделал на месте Экандуила? Ничего бы ты не сделал, нашёл бы другой камень. А король - король каждый вечер приходил на это место и слушал внимательно. У тебя хорошие уши, правитель, но они ещё не научились слышать главного. - Он подошёл вплотную к собеседнику и заглянул в его глаза. - В тихий вечер вроде этого кирка того дварфа слышна далеко, он всё ещё копает, он не сдался, он копает и поёт себе, и не думает больше ни о чём. Когда-нибудь он добудет иммиральд, камень, равного которому нет на свете, добудет его и принесёт сюда - и тогда его работа здесь будет завершена.

Эурнарди отвернулся и похромал прочь, оставив правителя одного. Солнце уже село. Правитель прислушался и как будто действительно уловил едва слышный стук и мерные звуки дварфской песни.

Radaghast Kary
spiderhood livejournal